В год столетия российской революции мы продолжаем публикацию работ, посвященных этой теме в ее актуальной связи с нашей современностью. Сегодня предлагаем вниманию читателя, на наш взгляд, крайне интересную статью на эту тему, впервые опубликованную на сайте Национального медиасоюза, принадлежащую перу главного редактора этого ресурса Надежды Юдиной.
И.Е. Репин. “17 октября”
Приближение столетия русской революции ныне многих побуждает возвращаться к тому времени, вникая в его поучительные события, приведшие к самому грандиозному слому в истории и, наверно, не только русской. Многие не просто понимают, но скорее всеми фибрами души чувствуют, насколько уроки Февраля 1917-го продолжают оставаться для нас более чем актуальными; гораздо меньшее число людей, задумывающихся над ними, осознают, насколько эти уроки не усвоены большинством, в том числе и большинством так называемой «элиты». Как в несколько дней перестала существовать богатейшая и процветающая держава, стоявшая на пороге победы в великой войне, обладавшая небывалым потенциалом духовного, интеллектуального, художественного и материального – технического, научного, промышленного развития? Как элиты, обладавшие колоссальными возможностями, сами подвели себя и страну к краю пропасти, а очевидные маргиналы в одночасье вдруг «стали всем»? Имеем мы дело с заговором или в большей степени просто с ходом вещей? Эти, на первый взгляд, такие простые и множество раз уже обсужденные вопросы, остаются в полной мере не отвеченными, и главная загадка русской истории продолжает оставаться до конца не разгаданной. Вопреки всем шаблонным и упрощенным, хотя и очень уверенным, трактовкам, отсвет какой-то тайны, превосходящей обычное человеческое понимание, по-прежнему витает над Февралем. И не менее таинственно грозящее всем нам повторение той истории в столетний юбилей революционных событий.
Это странное дежавю настолько очевидно и лежит на поверхности, что удивительно: как это многим такие рассуждения кажутся либо совсем банальными, либо не стоящими серьезного внимания «специалистов». Попробуем вкратце обозреть эти сколь удивительные, столь же и поучительные исторические параллели. Но вначале необходимы некоторые замечания общего характера.
Принципиально неверно понимать революцию только как победу одних общественно-политических сил над другими, «революционеров» над «властью». Если бы все было так просто! Ибо никакой революционный заговор, никакая умеренная либо радикальная оппозиция не может сокрушить атакуемый ею политический режим, если к этому нет соответствующих предпосылок. Что же это за предпосылки?
Здесь существует обычное, можно сказать, шаблонное искушение для исследователя – начать мыслить исключительно в терминах столь привычной для многих из нас марксистской теории всеобщей, тотальной «закономерности». Многие десятилетия нас учили именно этому. Двигателем истории является борьба классов; в определенный момент развитие производительных сил вступает в противоречие с характером производственных отношений; нарастает революционная ситуация: «низы не хотят, верхи не могут» и т.п.
Вся эта «научная» марксистская теория после Октября усиленно внедрялась в умы всей мощью официальной государственной пропаганды и государственной же системы образования, и в приложении к российской революции она была более чем далека от серьезного ортодоксального марксизма как респектабельной и детально разработанной науки, каковой она давно уже является на современном Западе. Какие уж тут «объективные закономерности», если еще за какой-нибудь месяц до Февраля главный «марксист» не верил в близкую реальность в России какой бы то ни было революции!
Имелись ли в России того времени какие-либо противоречия, в том числе в экономическом развитии? Конечно, куда же без них! И как же может обойтись без противоречий страна со столь бурными темпами экономического роста?! Но крайне важно помнить, что (и эта несомненная сейчас истина старательно забалтывается людьми с искаженным исторической мифологией сознанием, в котором старые мифы причудливо переплетаются с относительно новыми): это были противоречия роста, а не регресса!
Бесконечные либеральные и большевистские мантры на тему 9 января и Ленского расстрела (точнее основанная на них русофобская мифология) легко разрушаются при элементарном (и абсолютно бесспорном) сопоставлении. «Проклятое самодержавие» с 1825 по 1917 гг. вынесло где-то 6 500 смертных приговоров, причем не все они были приведены в исполнение. Бóльшая часть из них приходится на так называемые столыпинские казни 1906-1908 гг., когда по ускоренной процедуре военно-полевых судов приговаривали террористов, взятых с оружием на месте преступления. И касалось это лишь непосредственных исполнителей терактов. Если кого-то брали при том, что он собирал бомбу, а не пытался взорвать ее, то такой человек отправлялся не на виселицу, а на каторгу. Как не считать цифры ленинско-сталинских репрессий, очевидно, что превышение в советское время идет не на один, а минимум на два или три порядка (!), и спорить с этим невозможно.
Помимо процветания всех сторон жизни, Россия начала 20 века обладала весьма совершенным профсоюзным законодательством, а лояльность «царских опричников» по отношению к забастовочному движению даже в разгар мировой войны практически не имеет аналогов в истории! (Во всех других воюющих странах такое движение планомерными усилиями властей было практически сведено на нет).
Что касается уровня жизни, в том числе и простого народа, то исследования показывают, что при перерасчете цен (и вообще стоимости жизни), с учетом «стоимости» денег уровень 1913 года для рабочих был достигнут в СССР лишь к 1950-м годам, а средний уровень жизни дореволюционных крестьян в СССР не был достигнут вообще никогда!
Действительно имевшая место определенная зависимость от иностранного капитала в предреволюционное время, вполне преодолимая при грамотной корректировке экономической политики, сама по себе никак не могла стать катализатором революционных событий. Поэтому попытка рассматривать подобного рода факторы как «объективное» свидетельство неизбежности революции есть типичная методологическая ошибка, у философов называемая «поспешный синтез»: искусственное достраивание промежуточных звеньев причинно-следственной цепи, необходимых с точки зрения той модели, которую исследователь пытается навязать реальности.
Но главное (и вопиющее!) отличие, о котором следует говорить при сравнении двух эпох, сегодняшней и предреволюционной, заключается в принципиально ином векторе общественного сознания, особенно в том, что касается всего комплекса социальных проблем (каковые составляли, так сказать, несущий стержень всех антиправительственных выступлений). Взять хотя бы проблему голода. В неурожайный год, когда в отдельных губерниях имели место проблемы с продовольствием, возникали мощные общественные движения, разнообразные благотворительные фонды; Лев Толстой писал «Не могу молчать» и проч. (Так было, например, во время голода 1899 г.). Общий вектор настроений образованных и состоятельных кругов общества был направлен в сторону сочувствия «страдающему народу» и необоснованно гипертрофированных обвинений властей; о комплексе вины так называемой интеллигенции перед народом исписаны сотни страниц. Кичиться богатством было неприлично, ибо общество, хотя и достаточно уже секуляризованное, в основе своей было все-таки христианским. Постепенно гипертрофированный комплекс вины перед народом (по большей части совершенно ложно понятой и интерпретированной) захватывал не только круги профессиональных революционеров и стихийно оппозиционной интеллигенции, но и сами правящие элиты. В дальнейшем это и сыграло если не решающую, то, во всяком случае, крайне важную роль в революции.
Россия была сложной, многоукладной страной; никакая буржуазность («капитализм») не служила в ней доминантой, хотя бы потому, что существовала наряду с другими укладами. Государственной рамкой, скреплявшей целостность всей страны, была исключительно православная монархия, на которую и была направлена главная ненависть деструктивных сил, которую в первую очередь стремилась сокрушить и сокрушила революция.
Иное дело сейчас, когда небывалый разрыв между бедными и богатыми, стремительное обнищание большинства на фоне необычайно быстро нажитых «прихватизаторских» состояний отнюдь не беспокоит правящие элиты и самих владельцев этих состояний, вполне обоснованно раздражая остальных.
Если очистить свое сознание от псевдонаучных и антиисторических клише и мифов, то придется признать, что объективных предпосылок для социальной революции сегодня куда больше, чем перед 1917 годом. Ибо нынешний эрзац «капитализма» является, в свою очередь, плодом либерально-криминальной революции 90-х, а не органичного развития, опирающегося на национальные традиции. Известный предприниматель, купец первой гильдии Павел Третьяков, большую часть средств потративший на поддержку русского искусства, на создание Третьяковской галереи (без которой сегодня невозможно представить ни Москву, ни всю Россию), имел один сюртук, который менял на новый, когда тот полностью изнашивался. Спиртовой король 90-х Брынцалов, споивший немалую часть нашего народа своими дешевыми настойками, похвалялся гардеробом из двухсот костюмов, периодическая примерка которых, по его признанию, доставляет ему неизъяснимое удовольствие. Эта характерная мелочь наглядно объясняет коренное различие в психологии т.н. имущих классов сегодня по сравнению с исторической императорской Россией. К этому стоит добавить и еще одно, немаловажное отличие, говорящее в пользу вывода о гораздо большей, так сказать, объективной, «революционности» сегодняшней российской ситуации (что, разумеется, само по себе вовсе не означает, что революция как таковая обязательно состоится). Легитимность нынешней, сугубо светской, российской власти гораздо «относительнее», чем легитимность монархии, ибо по-республикански опирается не на идею «богоустановленности», а на «волю народа». А раз так, то для желающих ее свергнуть нет никаких формально законных причин не апеллировать к этой самой воле.
Что бы ни говорили, Россия накануне революции была на подъеме, преодолевая трудности роста, а не упадка. Премьер-министру Петру Аркадьевичу Столыпину за несколько лет удалось развернуть огромную страну на путь плодотворных преобразований. В конце 1913 года известный французский редактор Эдмонд Тэри, которого французское правительство специально направило в Россию для изучения столыпинских реформ, писал: «Если у больших европейских народов дела пойдут таким же образом с 1912 по 1950 г., как они шли с 1900 по 1912 г., то к середине текущего столетия Россия будет доминировать в Европе, как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении». Эти выводы подтвердила немецкая комиссия во главе с профессором Аугагеном: «Через десять лет Россию не догонит никакая страна». В сороковые годы прошлого столетия выдающийся русский политический мыслитель, теоретик монархии Иван Солоневич писал о возможных результатах развития России: «При довоенном темпе роста русской промышленности Россия сейчас имела бы приблизительно в два раза большую промышленность, чем СССР. Но без сорока или даже ста миллионов трупов».1
Если же говорить о ходе самой войны (либералы упрекали «слабого царя» и его окружение в нежелании и неумении привести страну к победе), то среди вменяемых и информированных исследователей давно уже утвердилась точка зрения, согласно которой к февралю 1917 г. война была практически выиграна русской армией под верховным главнокомандованием Государя Николая Александровича. То же понимали и современники описываемых событий. Так, британский генерал А.Нокс признавал: «Перспективы кампании 1917 года были радужнее тех, что существовали в марте 1916 года на то время… Арсеналы оружия, боеприпасов и военной техники были почти по каждому виду больше, чем даже в период мобилизации – много больше тех, что имелись весной 1915 или 1916 года… управление войсками улучшалось с каждым днем. Армия была сильна духом… Нет сомнения, что если бы тыл сплотился,.. русская армия снискала бы себе новые лавры в кампании 1917 года и, по всей вероятности, развила бы давление, которое сделало бы возможной победу союзников к концу этого года». (Г.М. Катков, с. 67-68) 2. О том, что Россия перед февралем 1917-го стояла на пороге решающих успехов в войне, уверенно говорил также отнюдь не бывший русофилом будущий британский премьер Уинстон Черчилль.
В 90-е годы, когда марксизм перестал у нас в стране играть роль официальной государственной идеологии, определенная часть общества качнулась в сторону крайности, противоположной марксизму, то есть теории заговора. Здесь в первую очередь нельзя не указать на очевидные, просто кричащие параллели с нашим временем. Например, на первый взгляд, таинственные и необъяснимые крупные катастрофы, происходившие в непосредственно предреволюционный период.
Совсем недавно мы активно обсуждали крушение лайнера ТУ-154 близ Сочи. При этом упорные разговоры о весьма вероятном теракте не умолкают, несмотря на то, что очень быстро была озвучена официальная версия о том, что никакого теракта не было, а имел место «человеческий фактор» либо неполадки техники. Полет лайнера, хотя и не имел прямо военного значения, косвенно был непосредственно связан с войной в Сирии, имеющей для современной России важнейшее стратегическое, поистине судьбоносное значение. Почти буквальная (и тем особенно пугающая!) параллель имеется здесь с тем, предреволюционным временем. Имеем в виду трагический эпизод октября 1916 года – взрыв линкора «Императрица Мария», флагмана Черноморского флота, в течение года после своего выхода из стапелей внесшего серьезный вклад в перелом военной ситуации на Черном море. В контексте планировавшегося вскоре захвата Константинополя (известный план морского десанта, предложенный командующим Черноморским флотом адмиралом Колчаком) это имело важнейшее значение! Точно так же, как и теперь, следствие (впрочем, так и не законченное до революции) склонялось к «естественной» версии, хотя позднейшие исследователи в большинстве своем склоняются к мысли о теракте. При этом, как видим, помимо более «естественного» здесь немецкого следа, рассматривается также и английский след. Надо ли напоминать, что Англия, как член Антанты, была на тот момент союзником России в войне против стран Тройственного союза! Ныне роль, аналогичную роли Англии в период Первой Мировой войны, играют известно кто – США. Наверно, все знают, что именно они являются сейчас, пусть и чисто формальным, союзником России в войне с ИГИЛ…
Бросается в глаза и другая общность между событиями предреволюционной эпохи и нашим временем – теперь уже несомненное для серьезных исследователей наличие мутных, непрозрачного происхождения денег, притекавших и притекающих на революцию из-за рубежа. При этом легальные («белые»), не вполне легальные («серые») и прямо нелегальные деньги бывают весьма причудливым образом переплетены. Ни для кого не секрет, что «болотное» движение конца 2011 – начала 2012 года финансировалось отчасти российскими олигархами, что поначалу скинулись на несостоявшуюся избирательную кампанию Д.А. Медведева, отчасти из до конца точно не проясненных источников зарубежного происхождения. И управлялось оно отнюдь не западными спецслужбами, а одной из «башен» самой же российской власти.
О том, что настоящая, реальная революция практически всегда управляется элитами, конкретно мы подробнее еще скажем. Причем реальная ответственность элит далеко не всегда соответствует расхожим штампам. Немаловажную роль играет, естественно, финансовый аспект. Конечно, в той, дореволюционной, исторической России не было в такой мере характерного для нашей сегодняшней жизни явления, рядом прикладных аналитиков именуемого «счетократией» (то есть зависимости ключевых элитариев от сохранности своих вкладов в зарубежных банках, контролируемых внешними силами). Однако некоторые туманные параллели все же прослеживаются. Так, в частности, имеются сведения, что известный реформатор, по сути «отец» манифеста 17 октября (придавшего новый стимул революционным выступлениям 1905-1906 гг.) С.Ю. Витте имел значительные вклады в немецких банках, секвестированные с началом мировой войны и предпринимал значительные усилия для того, чтобы данный факт не испортил его репутацию. До серьезной порчи репутации реформатор не дожил. А министр внутренних дел Протопопов имел контакты с одним из братьев Варбургов, чья банковская сеть сыграла, пожалуй, ключевую роль в осуществлении плана Гельфанда-Парвуса по финансированию революции в России. Это, разумеется, не является свидетельством его измены; просто отношения между правящими элитами и оппозицией были вовсе не столь однозначны, как кому-то кажется. Тот же Протопопов, бывший перед самой революцией главным раздражителем для либеральной думской оппозиции, вышел из ее же рядов, будучи до своего назначения министром одним из активных кадетов.
Ставя вопрос о тайных пружинах революции, понятой как заговор (что, как мы уже указали, вовсе не исчерпывает всей глубины вопроса), необходимо напомнить всем известное имя Гельфанда-Парвуса, знаменитого учителя Ленина и в особенности Троцкого, создателя теории «перманентной революции». И вовсе не только в связи с его последующим посредничеством в передаче революционерам (преимущественно большевикам) так называемых немецких денег, которые, по весьма вероятным предположениям исследователей, вовсе и не были собственно немецкими3. Михаил Назаров в послесловии к книге Э.Саттона (см. ссылку) в концентрированном виде излагает весьма вероятную гипотезу автора, согласно которой банкиры Уолл-стрита выделяли кредиты германскому правительству, в частности, именно для финансирования российских революционеров и забастовочного движения. В результате прохождения финансовых средств через цепочку посредников подлинный источник денег старательно замаскировывался. Таким образом, скорее всего, имела место классическая схема, достаточно сходная с деятельностью сегодняшних НКО, признанных в России «иностранными агентами», только более изощренная. Так что именно империалисты давали деньги на «пролетарскую» революцию, вопиющим образом опровергая марксистскую теорию классовой борьбы. Все это было реализацией тайного плана Парвуса по свержению российского самодержавия, который он изложил немецкому послу в Константинополе и который в итоге, осенью 1915 года, получил поддержку германского МИДа и Генерального штаба.
Роль Парвуса в российской революции в полной мере, до конца еще не исследована. Но факт заключается в том, что именно он выдвинул весьма недвусмысленную ключевую идею, поначалу шокировавшую многих тогдашних социалистов: революция без серьезной финансовой подпитки имеет небольшие шансы на успех. Сейчас это кажется нам аксиомой. Как и то, что, по классической схеме всех «цветных революций», основанное на реальности социальное недовольство масс всегда используется частью элит для достижения своих глобальных элитных целей.
Парвус создал коммерческую компанию со штаб-квартирой в Константинополе (которая во время войны была перенесена им в Швейцарию, а затем в Копенгаген), осуществлявшую легальные торговые операции, в том числе и в воюющих государствах. Здесь он вел социал-демократическую пропаганду и одновременно занимался крупными экспортно-импортными сделками. Исследователи, в частности, Г.М. Катков 4 и др. указывают, что, по некоторым сведениям, этот «социалист-капиталист» поставлял на Балканы устаревшее немецкое вооружение и осуществил крупные поставки российского зерна в воевавшую с Россией Германию! А в 1916 году он также заключил в Дании огромную сделку, которая «закрыла доступ на датский рынок для английского угля и открыла его для немецкого угля» и тем опять же сильно помог Германии.
Однако сам Парвус, возглавлявший некий Институт по изучению последствий Мировой войны (характерный аналог нынешних НКО с непрозрачным иностранным участием), формально даже не был сам причастен к этой коммерческой деятельности, везде расставляя зависимых от него своих сотрудников, своего рода «зиц-председателей». Одним из таких сотрудников Парвуса был Фюрстенберг-Ганецкий, осуществлявший связь между своим фактическим хозяином и В.И. Ульяновым (Лениным). Он стал активным соучастником широкомасштабной деятельности на черном рынке в сфере торговли оружием, которую Гельфанд «развил в Дании с ведома и содействия германских властей». Параллельно, под крышей у с виду невинного «Института» Гельфанд-Парвус собирал оказавшихся не у дел в эмиграции русских революционеров, подкидывая им (разумеется, через посредников) мелкие суммы на повседневные расходы и тем сохраняя эту когорту для возможной в будущем революции.
Доктор Циммер, который, по поручению германского МИДа, инспектировал деятельность Парвуса, утверждал, что в распоряжении последнего имелись восемь агентов в Копенгагене и десять разъездных агентов в России, которые, в частности, по некоторым весьма вероятным предположениям, «курировали» вопросы финансирования и разжигания забастовочного движения на российских оборонных предприятиях (с. 109). Другой немецкий аудитор констатировал, что «созданные им (Парвусом) торговые компании развивались и процветали с поразительной быстротой. Деньги лились рекой в карманы Гельфанда и Фюрстенберга. Часть из них, поступавшая от незаконной торговли медикаментами, противозачаточными средствами и косметикой, оставалась в этой стране (России) ради необъявленных целей» (с. 120). Исследовав деятельность одного из филиалов Гельфанда, управлявшегося Георгом Склацем, он был поражен «невероятными сделками», осуществленными Склацем в нарушение постановлений о правилах торговли в Германии во время войны, но с ведома и согласия немецкого МИДа 5.
Следует еще раз обратить внимание на то, что среди исследователей существует мнение, что помимо посредничества Парвуса в передаче революционерам глобальных денег от американских (по сути, интернационально-еврейских) банкиров, от торговых операций его компании также шли нелегальные отчисления для подпитки забастовочного движения в России, по своему размаху абсолютно беспрецедентного для воюющей страны. Надо ли констатировать очевидное: дух Парвуса просто витает над просторами нашего сегодняшнего Отечества, тесно переплетаясь и с духом пока еще, слава Богу, несостоявшейся белоленточной революции! Всем известное имя подлинного лидера так называемой «несистемной оппозиц