Часть 1. Удушение и искажение

Войну, которую ведет транснациональная элита Запада против Белоруссии и её народа, невозможно понять, подходя к ней с чисто экономическими и геополитическими мерками.
Более того, при таком подходе эту войну часто сложно и обнаружить. Действительно, с точки зрения климатических параметров и природных ресурсов (с некоторыми оговорками) Белоруссия представляет собой далеко не аппетитный кусок, да и в военном отношении, в условиях беспредельной преданности прибалтийских республик (не говоря уже про фактическую оккупацию Украины), серьезным усилением авиационного и ракетно-противоракетного щита для Российской Федерации не является. Снова и снова необходимо приводить на ум, что главной, стратегической целью войны является «антропологическая – перестройка самого белоруса в бездуховного и бездушного, умственно ограниченного, пустого эгоиста-потребителя западноевропейского типажа», чему и подчинена «стратегия разрушительных сил в Белоруссии» по «движению от “десоветизации” к её дерусификации, дебелорусизации и дехристианизации». Последняя по законам «шахматной игры», как видят политику и в целом жизнь людей Ротшильды, Бжезинские и прочие Клинтоны, предполагает и возможные экономические и политические уступки, «жертвы» и даже «благотворения» – в случае, если они служат единой цели перестройки восточного славянина (русского) как главного хранителя Христианства в мiре, несмотря на варение в котле с безбожной идеологией в течение XX века, – перестройки в виде изведения из него этого самого христианского духа и превращения его в западноевропейца, целиком погруженного в материальное, порабощенного всевозможным страстям – и притом в самом худшем изводе. 

Хитросплетенный план транснациональной элиты Запада в указанной войне предполагает согласованное наступление по всем направлениям. Направления же эти представляют собой ничто иное, как разные грани человеческой души и соответствующие им существенные области человеческой жизни. Притом, как указывалось, грани и области эти взаимно переплетены – так что, качественные и количественные изменения в одних вызывают изменения и в других, и если внешние из них могут иметь весьма неоднозначные причинно-следственные связи (а потому часто непредсказуемые даже для самих «перестройщиков»), то внутренние, духовно-нравственные – напротив, непосредственно однонаправленны, поскольку при всем их многообразии восходят либо к любви (онтологической основе добра), либо к самолюбию, гордыне (онтологической основе зла). Посему все стратегические операции западных элит, действующих руками спецслужб и «международных» и «независимых» организаций, устремлены, в конце концов, к внутреннему склонению людей, политического руководства и влиятельных кругов страны, наконец, целого народа к торжеству гордости и всех вытекающих из нее пороков с угашением любви и рождающейся из нее добродетели. Делают они это, как полагается, под льстивым прикрытием самым искусным образом создаваемой благовидности, внушая белорусам, что проявляют о них крайнюю заботу и благодетельство, и главное – при усердной опоре на «местные кадры», которых они охотно и продуманно вербуют, делая акцент на самые духовно уязвимые слои общества – чиновничество, трепещущее перед западными «светилами», падкое на их подачки, похлопывания по плечу и грезы о работе в «свободной стране» и обеспеченной постслужебной жизни (возможно, заграницей); интеллигенцию, также охочую до разных грантов и оплаченных турне, часто уязвленную в своем самолюбии и не оставляющей грез о своей мессианской роли в выведении «темного народа» к «светлому будущему»; наконец, молодежь, которая уже успела подхватить все те же болезни, но к ним еще добавляет совершенную неопытность и готовность жертвовать ради указанных грез всем вплоть до своих жизней. Прежде всего, «западным партнёрам» удалось если не создать, то установить тесные связи и поддержать союзную себе, мощную прозападную группировку во власти, в том числе в ее верхних эшелонах и, прежде всего, – среди финансово-экономических, международного и идеологических ведомств. 

Ранее мы проследили, как, какими методами, с какими идеями и через какие структуры и лиц приспешники преисподней осуществляют это наступление на белорусскую семью и половое целомудрие и, с другой стороны, на белорусское народное хозяйство. Если на первом направлении коллаборационизм белорусских вельмож с врагами с Запада может быть объяснен прямыми материальными поощрениями, очарованием представителями «передового человечества» и, скажем прямо, личными «достижениями» чиновников в области семейной и половой нравственности, требующими оправданий, то во втором случае к ним добавляется еще и личная корыстная заинтересованность в либеральной экономической системе, в которой «слуги народа» будут освобождены от сколь-либо существенных обязательств перед народом, полноценных возможностей взыскания и угроз наказания, не говоря уже о перспективах обогащения в условиях «формирования свободного рынка» и «эффективного собственника». 

Следующая область борьбы против Белой Руси и белорусов – борьба против их православно-русского народно-исторического самосознания – усиливает указанные мотивации для коллаборационизма постсоветских «белорусских элит» из первых двух областей и прибавляет к ним дополнительную внутреннюю мотивацию: «исторического обоснования» своего «национально-суверенного» правления – суверенного преимущественно от России – и, вместе с тем, самой своей «элитарности» – в данном случае «белорусской шляхетности»; также – поднятия в своих глазах собственной значимости: не «каких-то там местных руководителей части Русского мира», а целых «лидеров европейской нации» (если не её «отцов») или, по крайней мере, преемников таковых. Для западных же элит, равно как и для идейной (и от этого – самой коварной и предательской) прозападной части «белорусской элиты», убеждение белорусов в том, что они – не русские, что их история – не часть русской истории, а параллельная ей история, часто оказывающаяся ей антагонистической, что они – часть «европейской семьи народов», а их история суть часть «общеевропейской истории», – играет огромную системную роль в общей разрушительной стратегии. Эта роль состоит в привитии белорусам через изменение их исторического самосознания мысли и духа своей принадлежности к неоязыческой, нехристианской западной цивилизации с принятием всех ее атрибутов и, прежде всего, духовных свойств как своих, а русских православных – как чужих и, в конечном итоге, чуждых и враждебных. А уже как следствие из этого умонастроения – привитие мысли о необходимости следовать магистральным путем всех европейских народов, заключающемся в переходе от всех видов «христианского угнетения» к «гуманистическим свободам», включая «свободные семейные и половые ценности» и «свободную рыночно-капиталистическую экономику». 

Прежде всего, необходимо установить духовную сущность и значимость народно-исторического самосознания, поскольку они ставятся под сомнение, причем даже в среде церковного богословия. То есть, – установить место этого самосознания в устройстве человеческой души (духовное или плотское), отношение его и его исповедания к спасению человеческой души, незаменимости в стяжании добродетели и утверждении благочестия, в конце концов и в первую главу, его отношение к Божьей воле, в принятии и исполнении которой состоит высшая цель бытия человека и всякой твари. Скептический подход к духовной сущности народно-исторического самосознания человека стремится убедить нас в том, что таковое носит сугубо земное, плотское происхождение, будучи обусловленным исключительно биологическими (расово-этническими) характеристиками человека, – действие его в человеческой душе является проявлением восходящих от плоти сил, а значит, страстного происхождения – греховного (порочного) или, во всяком случае, страдательного (постгреховного) происхождения. Во втором случае значимость народно-исторического самосознания и его исповедания для спасения души и благочестия, в качестве особой добродетели отрицается и располагается нейтрально по отношению к Божьей воли и, соответственно, нравственному сознанию человека, примерно наравне с вопросом о заведении в доме цветов (космополитизм). Опорой в Священном Писании для сторонников либерального скепсиса служит самовольное толкование апостольских слов «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол.3:11), говорящих только об отсутствии генетических препятствий для спасения и обожения, – забывая о других словах апостола Павла о том, что «во Христе Иисусе нет» также и «мужеского пола, ни женского» (Гал.3:28), из которых, впрочем, многие протестанты выводят апологию и гендерной и даже трансгендерной доктрины. В первом же случае народно-историческое самосознание представляется даже вредным для спасения, стяжания добродетели и, как следствие, противоречащим воле Божьей, с нацеливанием нравственного сознания человека на преодоление в себе такового (уранополитизм). Опорой в Священном Писании для сторонников запретительного скепсиса может послужить вольное понимание апостольских слов «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» (1 Ин.2:15), которое подобно поверхностному восприятию заповеди Христа «прийти к Нему и возненавидеть отца своего и матерь, и жену, и детей, и братьев и сестер» (Лк.14:26). 

Отрицание духовной сущности и значимости народно-исторического самосознания человека зиждется на отрицании духовной природы бытия самого народа (народов) как такового. В подкрепление скепсиса приводится происхождение народов от разделения языков при Вавилонском столпотворении для превращения Господом столпотворцов в толпящихся (Быт.11:3-9) – подобно тому, как «доказывается» порочная природа монархии ссылкой на укоризны Бога и пророка Самуила Израилю в прошении им себе царя (1 Цар.8:4-9). Однако порочность обстоятельств происхождения еще не свидетельствует о порочности самого существа дела. Потому и преодоление вавилонского разделения языков святой Пятидесятницей произошло и происходит не выучиванием древнего арамейского языка (или латыни и даже английского) всеми народами, а, напротив, проповедью всем народам Истины на их языках. Характерно, что православные христианские народы и государства всегда стремились сохранить самобытность и своеобразие разных народов, в то время как носители католицизма, протестантизма и особенно современного постреволюционного либерального глобализма стремились и стремятся их упразднить, растворить народы и народность в едином «плавильном котле» мультикультурной каши, эталонами которого являются США и нацеленный на них Евросоюз. 

Свидетельством о различении Богом народов не только в биологическом, но и духовном плане служат слова первоначальной заповеди апостолам «на путь к язычникам не ходить, и в город Самарянский не входить; а идти наипаче к погибшим овцам дома Израилева» (Мф.10:5-6) и завершающей – «идти, научить все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф.28:19). Заметим, – народы, а не просто людей. Точно также и в Ветхом Завете неоднократно обращение Бога к Израилю, а не просто израильтянам. Духовное отношение же к народному самосознанию ясно выражается в клятвенных словах из-под благодатного состояния апостола Павла (то есть, Святого Духа через него): «Истину говорю во Христе, не лгу, свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом, что великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему: я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть Израильтян» (Рим.9:1-4). Очевидно, что такое желание никак не сочетается с «духовно нейтральным» или «духовно вредным» предметом. Огромное число свидетельств о различении народов и сугубом попечении о своих народах даже святых небожителей приводит церковное Предание, само чествование святых, «в той или иной земле просиявших». Характерен пример из акафиста великомученику Дмитрию Солунскому: «Вся́кое естество́ а́нгельское удиви́ся, Дими́трие святы́й, вели́каго твоего́ дерзнове́ния де́лу. Хотя́щу бо Го́споду враго́м преда́ти Солу́нь, и явле́нием а́нгельским, повеле́вшу ти́ оста́вити гра́д, не оста́вил еси́ того́, сла́вне». Таким образом, чувство своей принадлежности к народу и чувство Отечества сохраняются даже в обоженном состоянии души в раю, являются чувствами вполне духовно-разумными, а не лишь плотскими, хотя и имеющими свою плотскую составляющую, способную превращаться в страсть, порабощая себе человека, как это происходит в случае с национализмом. В этом народное самосознание человека во всем подобно самосознанию семейному, также имеющему свои биологические основания, однако восходящему (вместе с самой семьей) к глубинам божественного творения и созидания рода человеческого как, в Замысле, единой Церкви Божьей. 

Духовная сущность народа и народно-исторического самосознания коренится в соборной сущности самой человеческой души и, более того, её первообраза – в Самом Боге-Троице. Поскольку внутреннюю непостижимую сущность Бога составляет неизреченная единая триипостасная Любовь, любовь же лежит в основании плана всего мироздания и человека как венца его творения, а любовь – всегда предполагает выход из себя и отношение к другому, то именно любовь составляет не случайно-дополнительное (прилагающееся к биологическому субстрату), а как раз существенное свойство как богозданной семейности человека, так и его народности. Также как любовь в человеке составляет не просто его состояние, а саму жизнь человеческой души (а лишение любви – её смерть), также и любовь к своему народу и Отечеству (как обители самого народа), подобно любви в семье, составляет не просто явление в его жизни, а сам корень этой жизни, без которого семья и народ умирают и распадаются даже без видимого изменения отдельных их членов. Поскольку же высшим сообществом людей, основанным на высшей Любви, является Церковь, почему и семья Церковью признается малой церковью, то вполне уместно и народ считать своего рода средней церковью, тем более, что, как мы видели, эталоном устроения хозяйственной и всякой прочей государственной жизни народа (или семьи народов) является именно семья. В таком случае народ оказывается, подобно семье, важнейшим богоустановленным хранилищем и школой добродетельной человеческой жизни по законам любви, в которой заключены все добродетели. 

Таким образом, любовь к своему народу и Отечеству, отечестволюбие или здоровый патриотизм и национализм (при строгом терминологическом подходе национализм не может выражать здоровое состояние, как, впрочем, и патриотизм, поскольку суффикс «-изм» традиционно означает высший принцип, а всё, возводимое в высший принцип, кроме Бога (теизма), неизменно превращается в идола), составляют собой добродетель и неотъемлемую часть благочестия. Подтвердим это некоторыми высказываниями великих святых. Святитель Филарет Московский: «Тот, кто не любит отечество земное, неблагонадёжен для Отечества Небесного». Также и множество иных. Праведный Иоанн Кронштадский: «Помните, что отечество земное с его Церковью есть преддверие отечества небеснаго, потому любите его горячо и будьте готовы душу свою за него положить, чтобы наследовать жизнь вечную там». Святитель Феофан Затворник: «Служа отечеству, мы сим самым служим Богу. Как же приходит некоторым на мысль, будто между сими служениями нет союза и будто посвятивший себя одному неизбежно оставит и забудет другое?». Преподобный Паисий Святогорец: «Человек служит Богу, а затем любит своих родителей, свой дом, своих родных, свою работу, свою деревню, свою область, свое государство, свою Родину. Тот, кто не любит Бога, своей семьи, тот не любит ничего. И естественно, что Родины своей он не любит, потому что Родина – это большая семья», и так далее. Отсюда несложно сделать и заключение, что отсутствие любви к своему Отечеству и народу (который, как мы находим в тех же цитатах, составляет живую основу самого Отечества) и её деятельного проявления являются греховным свойством и несут угрозу спасению человеческой души. Одним же из ключевых деятельных проявлений любви к своему Отечеству и народу является его познание, поскольку любовь к Отечеству (народу) не может ограничиваться простой памятью о его существовании и чувством своей принадлежности к нему, но подразумевает стремление узнать, в чем состоит это Отечество (народ), его историческое происхождение и призвание, на которых и выстраивается народно-историческое самосознание. Безразличие же к историческому происхождению и призванию Отечества-народа является верным проявлением отсутствия подлинной любви к нему. 

Любовь к познанию своего народа и подлинное народное самосознание, однако, предполагают не просто стремление изучить его историю и выстроить определенный взгляд на нее и, соответственно, сам народ, но изучить именно правдивую историю, находя в ней не только приятные стороны, способные потешить собственное самолюбие, но и ошибки и уроки, и на основании такой правдивой истории выстроить и правдивое народно-историческое самосознание. Истинная любовь к своему народу означает любовь безпристрастную, в то время как превратная, искаженная любовь, составляющая ядро национализма, склонна закрывать глаза на неприятные стороны, отрицать ошибки, признавать всех «своих» в спорах с чужими всегда правыми, особенно когда они достигают земного успеха и славы, безразборно прославлять всё «своё». Только истинностный подход позволяет народу и каждому его представителю, носителю народно-исторического самосознания выработать и усвоить истинную цель или «национальную идею». Как совершенно верно отметил философ Владимир Соловьев, хоть и запутавшийся в своеволии своего ума, «идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности». Более того, именно правдивое народно-историческое самосознание является богоугодным, служит внутренней добродетелью человеческой души и указывает самому человеку (и, вместе с тем, народу) путь к истине, а обратное, напротив, низвергает в бездну, как это произошло с иудейским народом, который в значительной своей массе в искаженном национализме, ложном понимании «национального интереса» Израиля дошел до богоубийства и ныне готов приносить ему в жертву всякую правду и добро по макиавеллистскому принципу «цель оправдывает средства». 

Таким образом, подлинное народно-историческое самосознание в качестве собственных неотъемлемых свойств заключает в себе любовь к народному Отечеству (народный патриотизм) и правду. Последнюю особенно несложно и отрадно соблюдать как раз русскому народу, почти тысячелетняя история которого преимущественным образом совмещала народно-державную славу и Божью правду, в то время как Запад, напротив, на протяжении этих же тысячи лет почти все свои знаменитости и «великие достижения» сварил в котле попрания и противостояния Христианству. Несколько сложнее обстоит дело для белорусской ветви русского народа, который в составе Западной Руси оказался во власти инородных и, хуже того, иноверных властителей, и высшее сословие которого, в итоге, предало свою веру, свой язык и свой народ, полностью растворившись в католической польщизне. Для христиан же это сковывающее наследие и вызванное им искушение криводушия преодолеваются без труда: стержнем народно-исторического самосознания для них служат даже не академическая историческая литература и, тем более, пропагандистские байки, а жития святых. Жития же святых белорусской земли недвусмысленно раскрывают подлинную историю Белой Руси и её народа как борьбу за сохранение своей русскости и православности, то есть, как неотъемлемой части Святой Руси. 

* * * 

Описанная духовная фактура народно-исторического самосознания может быть плохо понятна белорусским чиновникам и идеологам старой формации, выросшим на диалектическом и историческом материализме, и их коллегам молодой поросли, впитавшим либерально-демократические догматы, однако только не западным стратегам и их местным идейным последователям-коллаборационистам. Во всяком случае, им хорошо понятно зеркальное отражение законов патриотическо-правдивого народно-исторического самосознания, то есть, последствия его отсутствия или атрофии: удушение и искажение последнего, поэтому, составляет важнейшее звено в их общей разрушительной стратегии. Собственно говоря, удушение и искажение составляют и две основные ступени подрыва народно-исторического самосознания. Причем первое (удушение) во многом отражает собственные духовные принципы англо-саксонской протестантской цивилизации, к которой относится остов западной элиты, и их философско-научные выражения. 

Как известно, британская и американская «философия» (или позитивизм, который сам по себе всячески отрицает философское умозрение и сущность, мудрость и духовный мир как его предмет), восходящая к средневековому номинализму, отрицает бытие сущностей, разделенных в материальном пространстве и не образующих чувственно воспринимаемые вещи. Соответственно народ для неё – не что иное, как условно объединенная на основе некоторых признаков масса индивидов с весьма неустойчивыми и неопределенными границами. Если же и можно, по её канонам, говорить о некой общественной целостности (за исключением кровного родства, которое англосаксы весьма чтут и выводят из него свой расизм и нацизм), то только как о результате вменения индивидам сознания принадлежности к ней – иначе, коллективной субъективной иллюзии или искусственной социальной конструкции. Кто-то может подумать, что это противоречит известному британскому и даже американскому национализму на бытовом уровне. Однако противоречия здесь нет: во-первых, и субъективная иллюзия (например, выработанная в англосаксонских недрах электронно-виртуальная реальность) может обладать огромной эмоциональной силой, во-вторых, нация как конвенциальное объединение индивидов (как всякий трест или корпорация в «свободной рыночной конкуренции») может нести в себе значительную выгоду в противостоянии с другими народами (чем всегда и отличалась Британская империя и её исчадие США, британ