Когда за словом «завтра» почти ничего не остаётся,  всё ощутимее становится слово «вчера». Всё было вчера, и всё стремительно пронеслось: вчера я родился и вчера пошёл в школу. И  пролетела жизнь. Шли по ней со мною мои друзья. И их уже почти никого. Друзья детства, отрочества, юности, армейские друзья, институтские… А вот один институтский друг остался, Лёшка. Мы с ним одного года, в один год из армии вернулись, враз поступали в институт, поступили, и дружны пятьдесят пять лет. В дорогом нашему сердцу МОПИ, Московском областном пединституте, учились в одной группе, женились на однокурсницах, и вот он, уже седой дедушка, сидит у себя на даче, а я, тоже давно седой и тоже дедушка, к нему приехал.
Внуки его, Илюша и Виталя, с нами чай пьют, мы для них, наверное как мамонты, которые уверяют, что и они были молоды. Но видим, слушают, вроде им интересно.  — А как вы познакомились? 

— На приёмных экзаменах, — отвечаю я. — Оба в форме. Гимнастёрки отглажены, бляхи начищены, значки солдатской доблести на груди сверкают. А там, это же пед, почти одни девицы, сразу мы друг друга заметили.  Как не познакомиться? 

— Как-то  сразу стали вместе держаться, — подхватывает Лёшка, их дед. — Сочинение оба написали на отлично, русский язык и литература устные, опять по пятёрке, на историю пошли, и тут пять баллов. А конкурс был большой. Но последним был иностранный. Но тут уж … — Лёшка смеётся. 

— Тут уж мы оба затосковали, — поддерживаю я. — Почти на нуле. А почему? Мы же дети войны с немцами. И мы этот язык не любили. «Не хотим учить язык врага!» — вот как. Что с нас взять. Ладно, пошли. Стоим в коридоре. Преподавательница идёт, строгая такая, спокойная. Сказали Светлана Владимировна Предит.  Это уже потом мы узнали, какая она героическая. Воевала, была при штабе генерала Родимцева в Сталинграде. Когда допрашивали фельдмаршала Паулюса, была на этом допросе переводчиком. Это потом узнали.   

— Стоим в коридоре, трепещем: пропали, — это Лёшка больше для внуков.- Ассистентка выходит: «Заходите, берите билеты». Глянули друг на друга как перед смертью, входим. Взяли билеты, сели. Да хотя б за один стол. Но нельзя. Да если бы и за один, что толку. Я в билет гляжу, «как в афишу коза». 

— То же самое, — поддерживаю я. — И в билете хоть бы одно слово по-русски. Сижу, думаю: вот и поучился в вузе, недолго фраер танцевал. Она приглашает. «Зетцен зи битте, — я стою. Она: — Немен зи платц», То есть и то другое означает: садитесь. Думаю:  чего садиться, что я ей могу сказать? Тут она рукой на стул показала.  Сажусь. Вздохнул. Она: «Зи зинд динен ин зовьет армеэ?» Армию и зовьет – советская я понял. Думаю: разве не видит знаки отличника боевой и политической подготовки? И   плечи, на которых погоны, приподнял. Как бы на вопрос ответил. Она кивнула и опять глядит на меня.  Сообразил, что надо отвечать не на русском, а на немецком.  И опять вздохнул. Она спросила, откуда я, когда родился, с этим  справился: «Киров гебит, нойцен хундерт айн унд фирсиг”.  Тут уже она вздохнула.  Услышала моё вятское произношение.  Ещё что-то спросила.  В ответ молчу. Она перешла на русский:    

— У вас в школе преподавали немецкий язык? 

— Да. Но это шесть лет назад. А, знаете, мы  не хотели учить язык врага. Да ещё этот шрифт готический.   

— Вот как. Гордые славяне. Но язык врага тем более надо учить. — Она в окно поглядела, потом: — Вы что-то по-немецки можете сказать? 

Я тут ей вывалил весь свой школьный набор: «Их бин хойте орднер, геен ан ти тафель, эс рэгнет,  зонне шайнт, то есть: я сегодня дежурный, идите к доске, дождь идёт, солнце светит. Ещё что-то: муттер, глас мильх — мама, стакан молока…  Потом, конечно, запузырил: ауфштеен, штильгештанден, хальт, хенде хох, то есть: встать, смирно, стоять, руки вверх.  И… и всё. Она улыбается: 

— Очень военный у вас словарный запас. —  Берёт мою зачётку, расписывается… 

— Да не зачётку! — поправляет Лёшка. — Это потом. Тут экзаменационный листок. 

— Ну да. Расписывается, отдаёт и говорит: «На следующем экзамене вам, товарищ старший сержант, спуску не будет». Я вскочил: «Так точно! Разрешите идти?» 

— А я сижу, вижу — ты такой радостный, думаю: «Чего  Володька врал, что немецкого не знает? Вон как шпарит». Она приглашает. 

— Говорила: «Нэмен зи платц»?  

— Нет. Просто на стул показала.  Сажусь. Конечно, молчу. Спрашивает: «Ваши знания в немецком языке такие же, как у вашего товарища?» Говорю: гораздо хуже. «Но вы хотите знать язык Гёте, Гердера и Шиллера?» Конечно, говорю, ещё бы!  «Но хотя бы на этот вопрос ответьте по-немецки». Тут я сразу: Я, я! Зер гут!  И она мне, тоже расписывается и тоже говорит: «Ну, смотрите у меня после первого семестра!» 

—  Да, именно благодаря ей мы  поступили. По четвёрке поставила. С четвёркой мы по-любому проходили. А ведь могла поставить неуды… 

— Причём заслуженные! – восклицает Лёшка. 

— Да-а, нам бы без её четвёрок  в МОПИ не учиться. Но уж зато потом мы из благодарности ей на этот язык  налегли как на врага! Я даже предлоги с падежами датив и аккузатив  для заучивания выстроил, как стихи: ан, ауф, хинтер, небен, ин, юбер, унтер, фор унд цвишен! Во как! Учитесь, внуки! Немецкий мощнее английского. На втором курсе я даже «Зимнюю сказку» — «Винтерфериен» Гейне переводил.  Весь мир, всю Европу с немецким изъездил. Иногда пусть без   артиклей, но везде выкарабкивался. Только во Франции — заговоришь по-немецки — сразу отворачиваются. Ненависть изображают. А в войну перед немцами сразу хенде хох.      —  

— Вспомнил! — улыбается Лёшка. — Светлана Владимировна и сама говорила: «Единственное, что вам надо знать, оказавшись в Германии, это спросить кусок хлеба: Айн штюк брот, и узнать дорогу на восток: вэг ан остен. Ну, это она шутила, — поясняет он для внуков.   

Такое у нас было сердечное воспоминание о Светлане Владимировне. А ведь в самом деле, в её руках была наша судьба. Если б не она, мы бы и в МОПИ не попали и на своих жёнах не женились бы. А представить это невозможно. Не было бы у нас таких хороших наших детей и внуков. Как так можно?  

И вообще, жениться надо только на выпускницах факультета русской филологии нашего, самого лучшего среди вузов, Московского областного пединститута, тем более он теперь уже МГОУ, Московский государственный областной университет.