Из готовящейся к печати книги Василия Бойко-Великого “Расследование цареубийства и история России в XX и XXI веках

В книгах опытной архивистки Л. Лыковой опубликованы многие материалы следствия Н. Соколова. Например, как уже указывалось, такие материалы опубликованы в книгах:

– Лыкова Л.А. Следствие по делу об убийстве российской императорской семьи. Историографический и археографический очерк. М., 2007. [290]

– Составитель Лыкова Л.А. Предварительное следствие. 1919-1922 [Сб. материалов] М. Студия ТРИТЭ; РосАрхив, 1998. [38]

К сожалению, архивист Л. Лыкова допускает серьезные фактические ошибки в ряде своих исторических работ.

И в своих работах [290] и в ток-шоу Аркадия Мамонтова “Корона под молотом” в 2018 году Лыкова справедливо указывала на виновность Ленина и Свердлова в убийстве Царской Семьи.

Однако, в первой половине 2023 и в 2024 годах выходят ряд статей на Русской Народной Линии (в том числе статья “Исторический контекст отрицания екатеринбургских останков”) [308] и книга “Первое следствие: Дело об убийстве Царской Семьи” [307], подписанные архивистом Л.А. Лыковой и бывшим полковником полиции, пермским краеведом А.Б. Мощанским. Уровень этих исторических работ настолько низкий, такой, что редакция РНЛ вынуждена снабжать эти статьи комментариями, чтобы исправить хотя бы часть грубых ошибок эксперта следствия Лыковой и краеведа Мощанского.

Так, они, ничтоже сумняшеся называют Великого Князя Михаила Александровича “Императором Михаилом II”, а Наследника Цесаревича Алексея Николаевича “Императором Алексеем II”. Им невдомек, что по Основным Законам Российской Империи Императором становится только законный Наследник (а таковым был лишь Цесаревич Алексей), подписавший манифест о вступлении на Царский Престол. Так, например, Наследник Великий Князь Константин Павлович, хоть и был законным Наследником, но добровольно в декабре 1825 года отказался принять Престол после объявления о кончине Императора Александра I и Императором Константином I этот Великий Князь не стал, хотя ему как Императору ряд гвардейских полков уже успели принести присягу. Великий Князь Михаил Александрович отказался принять Царский Престол 3 марта 1917 года. И Лыковой это прекрасно известно. Но именует она и ее соавтор Великого Князя Императором, видимо, для того, чтобы умалить Императорское достоинство Царя-Мученика Николая, остававшегося Монархом до последнего момента своей жизни. Необходимо это искажение исторических фактов видимо для того, чтобы попытаться снять вопрос о ритуальности (религиозности) убийства Помазанника Божия, как действующего Императора. Об этом уже писалось в параграфе 3.27.

В статье на Русской Народной Линии “К вопросу о статусе Михаила Александровича Романова” [309] Л. Лыкова и А. Мощанский повторяют явно ошибочные, а порой просто кощунственные утверждения современных коммунистов и прежних большевиков. Так они утверждают, что большевики якобы не имели отношения к февральскому перевороту:

“Порицаемые многими большевики не имели к “февральской революции” никакого отношения: численность РСДРП(б) была более, чем в 20 раз меньше числа социалистов-революционеров, либералов, кадетов и прочих официально действовавших на территории России партий; основные большевистские руководители находились за границей и не имели реальной возможности вернуться в страну до апреля 1917-го; а Петроградский Совет, “радикально” влиявший на ситуацию переворота в столице, руководился и манипулировался либеральными масонами: меньшевиком Н.С. Чхеидзе, эсером А.Ф. Керенским, социал-демократом Н.Д. Соколовым и пр.” [309].

Да, большевики не были во главе этого переворота, но вся их предреволюционная деятельность была направлена на его совершение. И в февральском клятвопреступном бунте они принимали активное участие, поднимая распропагандированных ими рабочих и солдат на свержение самодержавия [70]. Это давно установленный современной исторической наукой факт. Большевицкая партия действительно была количественно меньше эсеров, но именно в крупных городах таких как Петроград, Москва и другие, являвшихся крупными промышленными центрами, влияние большевиков на рабочих было либо сопоставимо, либо превосходило влияние партии эсеров. За эсеров в большинстве своем шли обманутые ими крестьянские массы.

Л. Лыкова и А. Мощанский представляют насильственное отрешение масонами заговорщиками Императора Николая II от верховной власти как якобы его добровольное изменение не много-не мало Самодержавного правления Русских Царей на Конституционную монархию с одновременной передачей Престола брату Великому Князю Михаилу Александровичу:

“Стоит обратить внимание читателя на ту часть Акта Николая II об отречении от 2 марта 1917-го, где говорится об организации работы с законодательными учреждениями, на тех основаниях, “кои будут ими установлены”. То есть в своем важнейшем историческом акте Николай II уже изменил форму монархии, определив принципиальную возможность смены начал государственности, минуя решение самого Императора, то есть отказался от принципа Самодержавия, закрепленного ст. 4 Основных государственных законов (ОЗ РИ) и исполнил политические требования кадетов” [309].

“В статье “Российское императорское престолонаследие в реалиях XХI века” В.В. Хутарев-Гарнишевский [21] отмечает, что “согласно статье 87 Основных Законов, в чрезвычайных обстоятельствах во время прекращения занятий Государственной Думы Император мог издавать законы собственной Самодержавной волей. Действие подобных актов или мер продолжалось до возобновления заседаний Думы, которая должна была либо одобрить их, либо отклонить. Как известно, занятия IV Государственной Думы были прекращены Императорским указом от 25 февраля 1917 г. Более дума не собиралась. Таким образом, акт об отречении Николая II от Престола являлся действующим, хоть и составленным под давлением революционных событий в столице и участвовавших в государственном перевороте лиц”.

“”Де-факто” отречение Императора Николая II состоялось именно в 15 часов 2 марта 1917-го. Своими действиями он добровольно и правомерно:

– передал Престол и власть в стране своему брату [Великому Князю] Михаилу Александровичу;

– одновременно принял решение об ограничении монархии и предоставлении новых полномочий законодательным учреждениям.

То есть юридически произошла буржуазно-демократическая революция, приведшая к ограничению самодержавия, как формы правления” [309].

Читая такие их заведомо ошибочные утверждения, поражаешься чего здесь больше – большевицкого цинизма или исторической безграмотности. Во-первых, Государь Император 2 марта 1917 г. был блокирован в своем поезде в Пскове и фактически уже был лишен свободы передвижения и свободы получения информации. Он не мог связаться даже с Императрицей. Всю информацию он получал только от генералов заговорщиков Н. Рузского и М. Алексеева, и участвовавшего в заговоре председателя Госдумы М. Родзянко, а позднее приехавшим к нему вечером 2 марта Н.А. Гучкова и В.В. Шульгина, также участвовавших в заговоре против Государя. Ко 2 марта 1917 года бунтовщиками были захвачены столицы Петроград и Москва, создан временный комитет Государственной Думы, который уже назначил временное правительство, фактически уже в тот же день признанное союзниками России Англией, Францией и САСШ (США). Бунтовщики полностью контролировали все железные дороги и телеграфную связь, являвшиеся тогда главными транспортными артериями и каналами связи. Члены Царского Правительства были схвачены бунтовщиками и посажены в тюрьму либо скрывались от них в подполье. Руководители Генерального штаба армии и штаба Верховного Главнокомандующего, начальники фронтов и Балтийского флота участвовали в масонском заговоре и поддерживали бунтовщиков. Так что ни о какой добровольности так называемой телеграммы Начальнику штаба, подписанной Императором Николаем II, и именуемого “манифестом”, речи не идет. И по сему она не имела законной юридической силы и на основе Основных Законов Российской Империи и на основе универсального римского права, действующего во всех европейских странах и странах Америки и Австралии и других. Такое же положение действует и в каноническом Церковном праве. Тем более вызывает сомнение предъявленный нам сегодня один телеграфный бланк с текстом телеграммы, в то время как по воспоминаниям многих очевидцев текст этой телеграммы поместился ни на одном, а на трех разных телеграфных бланках [70].

Император Николай II действительно во избежание начала немедленной гражданской войны в России в марте 1917 года во время Первой Мiровой войны передавал верховную власть своему брату Великому Князю Михаилу Александровичу в обход несовершеннолетнего законного Наследника Престола, своего возлюбленного сына Алексея Николаевича. Но это никак не лишало и не могло лишить законных прав этого Наследника на Престол. И уж тем более никак не означало введение ограничения Самодержавия и установление Конституционной монархии в России. Сам Император Николай II, узнав об отказе Великого Князя Михаила Александровича от принятия и Престола и верховной власти назначения Великим Князем выборов в учредительное собрание, записал в своем дневнике 3 марта 1917 года: “Миша подписал четырехвостку по выборам в Учредительное собрание. Кто надоумил его сделать такую гадость!” И вот Л. Лыкова и А. Мощанский, прекрасно зная о такой оценке Императора Николая II “манифеста” Великого Князя Михаила Александровича, пытаются уверить читателей, что таким образом Император Николай II добровольно установил в России конституционную монархию. При этом они не удосуживаются как-то сослаться и попытаться опровергнуть вышеуказанные исторические факты, изложенные в трудах С. Ольденбурга [59], П. Якобия [71], П. Мультатули [70], С. Фомина [51], А. Боханова [324]. Как будто они первые подняли тему законности “манифеста” Великого Князя Михаила Александровича, а до них этим вопросом профессиональные историки и юристы не занимались. Этот вопрос был подробно разобран и с юридической и с исторической точки зрения еще в 1924 году профессором юриспруденции Михаилом Зызыкиным в его фундаментальном труде “Царская власть и закон о престолонаследии в России” [109]. Основные положения этого труда приведены в параграфах 1.5. и 3.1. настоящей книги.

Общий вывод указанных уважаемых ученых, историков и юристов таков: Император Николай II не отменял и не изменял Самодержавную Православную монархию в России и оставался Помазанником Божьим до самой своей мученической кончины. Никакой законный орган, назначенный Императором или избранный народом Самодержавную Православную монархию в России не ликвидировал (как, например, избранный конвент во Франции во время французской революции 1789 года). Никаких доводов, опровергающих вышеуказанные научные труды Л. Лыкова и А. Мощанский в своих статьях и книгах привести не смогли, а их ссылки на отдельные статьи Основных Законов Российской Империи в основном носят дилетантский, юридические безграмотный характер.

Даже если на секунды забыть в каких условиях и под каким давлением была подписана 2 марта 1917 г. Императором Николаем II “телеграмма начальнику штаба” указание в ней, что “законодательные учреждения” могут установить основания, на которых будет править Великий князь Михаил Александрович, если примет Престол, потому что к законодательным учреждениям относились Государственный Совет, Государственная Дума и сам Император, сам Императорский Престол, как государственное учреждение, но не самоназначенный временный комитет Государственной Думы, ни учредительное собрание к законодательным учреждениям не относились в соответствии с действующим 2 марта 1917 года Основными Законами Российской Империи [109]. А как известно, и Государственный Совет, и Государственная Дума и Император прекратили свою деятельность из-за революционного насилия. IV Государственная Дума была распущена по Указу Императора 25 февраля 1917 года и никогда больше не собиралась.

Для обоснования якобы “временного характера” не принятия верховной власти как Православного Самодержца Великим Князем Михаилом Александровичем Л. Лыкова и А. Мощанский не нашли ничего лучше, как сослаться на главу партии конституционных демократов (кадетов) клятвопреступника Павла Милюкова (по образованию историка, а не юриста):

“Отказ [Великого Князя] Михаила был мотивирован условно: “Принял я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего”, выраженная учредительным собранием. Таким образом, форма правления, все же, оставалась открытым вопросом” [309].

Однако, в Основных Законах Российской Империи, соблюдать которые присягал Михаил Александрович и как Великий Князь, и как Наследник Престола (до рождения Цесаревича Алексея Николаевича), ничего подобного не предусмотрено. То есть не предусмотрено принятие верховной власти Императора по многомятежному человеческому хотению, а лишь в соответствии с этими Основными Законами [109]. Это было прекрасно понятно и другому лидеру кадетов, юристу по образованию, В. Набокову, который сам и писал этот пресловутый “манифест”. Л. Лыкова и А. Мощанский приводят это мнение В. Набокова:

“С юридической точки зрения можно возразить, что Михаил Александрович, не принимая верховной власти, не мог давать никаких обязательных и связывающих указаний насчет пределов и существа власти Вр. Правительства. Но, повторяю, мы в данном случае не видели центра тяжести в юридической силе формулы, а только в ее нравственнополитическом значении” [309].

Если сказать точнее, написанный В. Набоковым “манифест” имел не столько нравственно-политическое, а скорее пропагандистское значение. Л. Лыкова и А. Мощанский ссылаются на В.В. Хутарева-Гарнишевского, заявляя, что наследие Императора Николая II якобы “состояло из двух отдельных категорий: Престола и верховной власти” [309]. Но именно Престол Помазанника Божьего и порождал его верховную власть и незаконно отнять ее можно было только силой. Л. Лыкова и А. Мощанский прекрасно знают, что “манифест” о передаче власти временному правительству до созыва учредительного собрания Великий Князь, лишенный в Петрограде войск и даже личной охраны, окруженный заговорщиками масонами, подписал лишь под угрозой убийства мятежниками всех представителей Царского Рода Романовых, членов их семей и верных генералов и офицеров, то есть под угрозой немедленного начала широкомасштабной гражданской войны в России. Как уже отмечалось, любой документ, подписанный под таким незаконным давлением, недействителен сам по себе. А этот пресловутый “манифест” недействителен и потому, что прав на его подписание у Великого Князя Михаила Александровича не было – Императорский Престол он не принял и принять в обход законного Наследника Цесаревича Алексея Николаевича не мог [109].

Вот как в своем труде “Царская власть и закон о престолонаследии в России” , изданном в 1924 году оценивает профессор Михаил Зызыкин “манифест” Великого Князя Михаила Александровича, если бы даже этот “манифест” был принят без революционного насилия: “Право на наследование Престола вытекает из закона и есть право публичное, то есть прежде всего обязанность, то никто, и в том числе Царствующий Император, не может существующих уже прав отнять, и таковое его волеизъявление юридически не действительно; таким образом, отречение Государя Императора Николая II за своего сына Вел. Кн. Цесаревича Алексея ни одним юристом не будет признано действительным юридически“. “В силу указанного безспорного принципа после Императора Николая II Престол должен был перейти к его сыну Великому Князю Алексею Николаевичу, которому в момент отречения было 12 лет. Отречение за него было бы недействительно и в том случае, если бы происходило не при революционном насилии, а путем свободного волеизъявления, без всякого давления. Великий Князь Алексей Николаевич мог отречься только по достижении совершеннолетия в 16 лет. До его совершеннолетия управление государством в силу ст. 45 Основных Законов должно было перейти к ближнему к наследнику Престола из совершеннолетних обоего пола родственников малолетнего Императора, то есть к Вл. Кн. Михаилу Александровичу. Последний также сделался жертвой революционного вымогательства, а малолетний Великий Князь Алексей Николаевич был пленен вместе со Своими Родителями, так называемым временным правительством“. “Признание права за учредительным собранием устанавливать образ правления есть отказ от монархического суверенитета и устроение политической формы правления на народном суверенитете, то есть, на “многомятежного человечества хотении“”. “В качестве совершеннолетнего Наследника Престола, Великий Князь Михаил Александрович мог вступить в управление по легитимному принципу лишь как Правитель Государства при несовершеннолетнем Императоре и требовать малолетнему Императору присяги“. “Он не имел компетенции приглашать к повиновению самочинному органу, по самочинной противозаконной инициативе Государственной Думы возникшему, и предоставлять учредительному собранию устанавливать новую форму правления; все заявления этого “манифеста” юридически ничтожны”. “Вел. Кн. Михаил Александрович, отказавшись вступить в управление государством, хотя бы в качестве правителя, expressis verbis отказавшись не только от Престола, существующего, как государственное учреждение, но, отвергши даже действие Основных Законов, которые могли бы призвать его к наследованию Престола, – совершил только акт, в котором высказал ни для кого не обязательные свои личные мнения и отречение, устраняя себя от наследования по Основным Законам, юридически в его глазах несуществующим, несмотря на ранее принесенную им в качестве Великого Князя в день своего совершеннолетия присягу верности постановлениям Основных Законов о наследии Престола и порядку Фамильного Учреждения (Прил. III и IV к Основным Законам)”. “Все его заявления в “манифесте”, в том числе и признание так называемого временного правительства, юридически ничтожны, кроме явного отречения за себя от Престола” [109, с. 174-177]. Юридическую ничтожность этого “Манифеста” признавал и один из авторов его текста, лидеров кадетов, В. Набоков.

После отказа Великого Князя Михаила Александровича принять Престол, верховная власть должна была по законам Российской Империи вновь вернуться к Императору Николаю II. Права Наследника Цесаревича Алексея также оставались незыблемыми в соответствии с этими законами и традицией, так как он сам не отказывался от своих прав на Престол и не мог отказаться до совершеннолетия, до 16 лет. Профессор Михаил Зызыкин так пишет об этом в своем фундаментальном труде: “Основные законы Российской Империи исходят из понимания Императорской власти, как священного сана, то государственный закон и не может говорить об оставлении сана, даваемого Церковью“. “Для снятия Царского сана надо постановление высшей иерархической [церковной] власти. Так и бывало на практике. Когда надо было присягать Императору Николаю Павловичу после присяги, ошибочно принесенной Вел. Кн. Константину Павловичу, то Митрополит Филарет предварительно снял ту первую присягу. Когда Императору Павлу предложили отречься от Престола, он категорически это отверг и погиб от заговорщиков. Когда Император Николай I вступил на Престол, то он заявил, что, “то, что дано мне Богом, не может быть отнято людьми”, и с опасностью для жизни 14 декабря 1825 года личным примером отваги спас Царский трон от заговорщиков. Когда Император Николай II 2 марта 1917 года отрекся за себя от Престола, [передавая власть своему брату Великому Князю Михаилу Александровичу], то акт этот юридической квалификации не подлежит и может быть принят только как факт в результате революционного насилия” [190, с. 171]. Ни Синод, ни Собор Российской Православной Церкви так никогда и не снял с русского народа клятвы на верность Императору Николаю II, несмотря на целый ряд обращений к ним и от архиереев, и священников и от мiрян.

Несмотря на эти общеизвестные исторической науке факты, изложенные выше Л. Лыкова и А. Мощанский заявляют:

“Именно только на основании Акта от 3 марта 1917 года в последующее время состоялась деятельность:

– временного правительства Российской Империи, законно существовавшего с 3 марта по 31 августа 1917 года, и ликвидированного волюнтаристским актом – “Постановлением о провозглашении России республикой” от 1 (14) сентября 1917-го (Акты Конституционного права), подписанного А.Ф. Керенским и А.С. Зарудным. При этом временным правительством Российской Империи было выпущено Постановление от 20 июля 1917 г. “Об утверждении раздела I положения о выборах в Учредительное собрание” (Акты Конституционного права);

– Совета Народных Комиссаров Российской республики, законно действовавшего с 26 октября (8 ноября) 1917-го по 6 (19) января 1918 года, когда вышел Декрет Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета “О роспуске Учредительного Собрания” (Акты Конституционного права)”.

“Временного всероссийского правительства, созданного на основе Комитета членов всероссийского учредительного собрания (сокр. КОМУЧ), позднее Съезда членов всероссийского учредительного собрания и временных правительств Сибири, Урала и Поволжья – законно существовавшего с 23 сентября по 18 ноября 1918 года” [309].

То есть по Лыковой и Мощанскому и масонское временное правительство, незаконно созданное заговорщиками бунтовщиками 2 марта 1917 года, а затем, без предъявления обвинения, незаконно поместившее под арест всю Императорскую Семью вместе с двумя несовершеннолетними детьми – Цесаревичем Алексеем Николаевичем (которому было 12 лет) и Царевной Анастасией (которой было 16 лет) и Их верными слугами, было законным правительством России, как и захватившие власть 25-26 октября 1917 года большевицкие руководители, без суда и следствия расстреливавшие и убивавшие своих противников (в том числе и конституционных демократов) сразу же после захвата ими власти. Трудно сказать, что больше в этом циничном заявлении – исторической и юридической безграмотности, либо присущего большевикам царененавистничества и человеконенавистничества.

Проявляя “чудеса” логической эквилибристики Лыкова и Мощанский утверждают, раз “манифест” Великого Князя Михаила Александровича от 3 марта 1917 года признавался и реализовывался (в части выборов в учредительное собрание) в 1917 году и масонским временным и большевицким временным правительствами, то это означает законность государственных прав и статуса Великого Князя Михаила Александровича как Императора Всероссийского Михаила II?!? Лыкова и Мощанский пишут:

“То есть всеми последующими государственными исполнительными органами Акт от 3 марта 1917 года был признан правомочным и реализовался при управлении государством.

Признавая законность этого Акта, следует сделать однозначный вывод о законности государственных прав и статусе лица, его подписавшего, т.е. о том, что после 15 часов 2 марта 1917 года Михаил Александрович Романов оказался “де-факто” руководителем Российской Империи – Императором Михаилом II.

Следовательно, с этого момента, не зависимо от трактовки вопроса участниками переворота и их последователями, политического и общественного признания или непризнания “де-юре” и “де-факто”, мнения тех или иных лиц в России возник субъект государственных отношений, однозначно определяемый по статусу и имени, как “Император Михаил II” [309].

То есть по Лыковой и Мощанскому цареубийцы Янкель Свердлов, Владимир Ульянов (Ленин) Григорий Зиновьев (Радомысльский) и другие большевицкие руководители своими незаконными действиями по насильственному захвату власти якобы обезпечили законное признание Великого Князя Императором Михаилом II.

Лыкова и Мощанский “забываютR